Dresden Soul
Часть 1.Летний ночной воздух приятно заполнял легкие необычным ощущением благостного волнения, какое возникает только в моменты, когда ты останавливаешься на своем пути, слегка склонившись над жизнью. Город, подсвеченный россыпью золотистых огней с вкраплениями редких ламп-самоцветов, все еще не спал, полный сил и энергии.
На памяти Де этот город не спал никогда.
Вид с холма открывался чуть ли не мистический, ощутимо отделяя мирскую мишуру от того пространства, которое создал для себя сам ДеФорест. Он бы, пожалуй, никогда не нашел в себе сил жить отшельником, но некая отрешенность от основного потока событий ему была необходима.
Ирония была в том, что поток событий никак не желал обходить его стороной.
Де бросил очередной тоскливый взгляд на город далеко в низине, проследил блестящую в тусклых лучах ночных светил ленту Рейна, и снова взялся за лопату. Он проработал далеко за полночь, размеренно наполняя ее землей и бросая в яму. Когда земля вернулась туда, откуда была изъята, он разровнял холмик, уделяя этому занятию куда больше внимания, чем то, пожалуй, требовало. Затем, снеся лопату в сарай и сходив за тряпкой, ДеФорест вернулся, чтобы очистить белый надгробный камень.
Утром должен был быть дождь, который омыл бы нежный мрамор без посторонней помощи, но Де надеялся вместе с мазками грунта стереть и свою грусть, которая не становилась легче из года в год. Был ли в этом действии какой-то сторонний смысл? Несомненно, Лэйхан бы нашел, что на это сказать. Однако Лэйхан снова куда-то ушел.
Де очертил аккуратно выгравированное имя, тонкие узоры, обрамляющие его, и вздохнул, покачав головой.
“Тебя наверняка ищет папа, Эвита. Уже очень поздно.”
Он оглянулся, чтобы добавить к своим словам соответствующей тяжести и силы убеждения взгляд, но тут же столкнулся с по-детски упрямым выражением на маленьком личике девочки, которое казалось в отблесках луны и города не по возрасту серьезным.
“Дедушка Форест, расскажи про духов.”
Де улыбнулся просачивающимся воспоминаниям о детях, которым он когда-то, очень и очень давно, рассказывал легенды о Трех мирах и духах. Слишком много смысла было заложено в те моменты, как будто густого горько-сладкого сиропа, ничем не разбавленного. Слишком похожа была Эвита на малышку Ан Ан Си.
Шаман обтер ладонь о все ту же тряпну и протянул ее девочке, чьи пальцы буквально потонули в объятьях его собственных.
“Пойдем. Я расскажу тебе про Большой Волчий Путь и Великого Речного Коня. Это хорошие истории, тебе обязательно понравятся…”
Решив про себя отправить утром весточку Вульфу, Де в который раз задался вопросом, почему спустя столько сотен лет его до сих пор волнует все это: судьбы тех, чьи Пути пересеклись с его, их боль, сюжеты их жизней. Почему он просто не мог оставить все как есть, не прикасаясь к ним, не пропуская через себя. Почему он не был способен сделать этот шаг, чтобы встать наконец на один план бытия с Лэйханом, как было положено и дозволено ему Миром.
Но затем Шаман опустил глаза на маленькую девочку, доверчиво цепляющуюся за его руку в ожидании обещанных сказок-былин, и ответ ему уже не был нужен.
Он всегда знал, почему.
Часть 2.
Подоткнув плед под бочок устроившейся на ночь в кресле девочки, ДеФорест вернулся в ночь, сетуя, что не было возможности уложить ребенка спать в кровать. Шаман потерял сон годы назад, и убранство его комнат вполне соответствовало и его неприхотливости в быту, и канонам жития служителей католической церкви.
Он остановился на белых ступенях крыльца, - те впитывали в себя неявную синеву, чтобы отдать ее в предрассветные часы взамен на уходящие тени, - и вслушался в энергетические потоки. Мир дремал, излучая свою особую мелодию, и Де просто закрыл глаза, представляя себе образ, повстречавшийся ему когда-то давным-давно.
“Ты тоже Мир, знаешь ли,” сказал медведь, присаживаясь на первую ступень.
Артур приходил чаще, когда Лэйхана не было поблизости, что Де сам никак не мог ни понять, ни найти в себе силы прямо спросить, почему так.
“В своем роде - пожалуй,” согласился шаман. “Как и все мы. И точно так же не можем смотреть глубоко вовнутрь или уйти вовне.”
“Это неправильно,” проговорил медведь, по обыкновению перескакивая на другую тему, но не давая собеседнику до конца понять, что корабль разговора сошел с курса и поймал другой ветер. “Так не должно быть. Кто-то надломил порядок вещей. Она должна была жить.”
Значит, вот зачем он пришел. Появление Беринга где бы то ни было всегда было осмысленным, но степень значимости имело тенденцию варьироваться в зависимости… а, собственно, в зависимости от чего конкретно?
Все, что ДеФорест знал о Вербере, могло бы уместиться в центре его ладони: он кожей чувствовал, насколько древнее это было существо, и он имел приблизительное и вполне конкретное понятие о том, какой образ жизни Беринг вел. Наверное, именно поэтому, Де так удивлял неподдельный интерес медведя к человечеству как к таковому, хоть и проявлялся он несколько отдаленно, как будто из нерешительности к людям приблизиться.
“Кто-то сошел с Пути.”
Беринг был первым, от кого ДеФорест услышал про Большой Волчий Путь. А затем и про другие, так сказать, “дороги”, доступные не всем и каждому, но никогда не существующие только лишь для определенной касты живых. Просто не все могли их найти. Нет, скорее не так. Не все могли отыскать судьбу найти эти пути.
ДеФорест осознавал эту мысль в молчании, погружая ее глубоко в свое существо.
“Зачем кому-то сходить с Пути и ломать чужой?”
“Хороший вопрос,” Артур запрокинул голову, чтобы посмотреть на шамана снизу-вверх. “На него есть ответ. Он звучит так: незачем. Но кто-то это сделал, значит он изобрел причину, которую посчитал достойной.”
В человеческом мире причинно-следственные связи подобного рода смотрелись бы куда как более логичными, но в их мире, где мир был не иначе как Миром, что-то подобное сразу же приобретало несколько комплексных степеней мистики и многогранности. Де качнул головой, набредая на мысль, что вполне возможно Вербер не понимает человечество именно по этой причине.
“Ты пришел предупредить.”
“Да.”
“Буду.”
“Хорошо.”
Беринг поднялся и посмотрел в сторону города, с которого шаман не мог спустить глаз в самом зачатке ночи.
“Рейн скоро выйдет из берегов. Сад затопит.”
Он ушел так же тихо и незаметно, как и появился.
На памяти Де этот город не спал никогда.
Вид с холма открывался чуть ли не мистический, ощутимо отделяя мирскую мишуру от того пространства, которое создал для себя сам ДеФорест. Он бы, пожалуй, никогда не нашел в себе сил жить отшельником, но некая отрешенность от основного потока событий ему была необходима.
Ирония была в том, что поток событий никак не желал обходить его стороной.
Де бросил очередной тоскливый взгляд на город далеко в низине, проследил блестящую в тусклых лучах ночных светил ленту Рейна, и снова взялся за лопату. Он проработал далеко за полночь, размеренно наполняя ее землей и бросая в яму. Когда земля вернулась туда, откуда была изъята, он разровнял холмик, уделяя этому занятию куда больше внимания, чем то, пожалуй, требовало. Затем, снеся лопату в сарай и сходив за тряпкой, ДеФорест вернулся, чтобы очистить белый надгробный камень.
Утром должен был быть дождь, который омыл бы нежный мрамор без посторонней помощи, но Де надеялся вместе с мазками грунта стереть и свою грусть, которая не становилась легче из года в год. Был ли в этом действии какой-то сторонний смысл? Несомненно, Лэйхан бы нашел, что на это сказать. Однако Лэйхан снова куда-то ушел.
Де очертил аккуратно выгравированное имя, тонкие узоры, обрамляющие его, и вздохнул, покачав головой.
“Тебя наверняка ищет папа, Эвита. Уже очень поздно.”
Он оглянулся, чтобы добавить к своим словам соответствующей тяжести и силы убеждения взгляд, но тут же столкнулся с по-детски упрямым выражением на маленьком личике девочки, которое казалось в отблесках луны и города не по возрасту серьезным.
“Дедушка Форест, расскажи про духов.”
“А расскажи про духов, а?”
“Де Форр Эст, ну расскажи!”
“Де Форр Эст, ну расскажи!”
Де улыбнулся просачивающимся воспоминаниям о детях, которым он когда-то, очень и очень давно, рассказывал легенды о Трех мирах и духах. Слишком много смысла было заложено в те моменты, как будто густого горько-сладкого сиропа, ничем не разбавленного. Слишком похожа была Эвита на малышку Ан Ан Си.
Шаман обтер ладонь о все ту же тряпну и протянул ее девочке, чьи пальцы буквально потонули в объятьях его собственных.
“Пойдем. Я расскажу тебе про Большой Волчий Путь и Великого Речного Коня. Это хорошие истории, тебе обязательно понравятся…”
Решив про себя отправить утром весточку Вульфу, Де в который раз задался вопросом, почему спустя столько сотен лет его до сих пор волнует все это: судьбы тех, чьи Пути пересеклись с его, их боль, сюжеты их жизней. Почему он просто не мог оставить все как есть, не прикасаясь к ним, не пропуская через себя. Почему он не был способен сделать этот шаг, чтобы встать наконец на один план бытия с Лэйханом, как было положено и дозволено ему Миром.
Но затем Шаман опустил глаза на маленькую девочку, доверчиво цепляющуюся за его руку в ожидании обещанных сказок-былин, и ответ ему уже не был нужен.
Он всегда знал, почему.
Часть 2.
~*~
Подоткнув плед под бочок устроившейся на ночь в кресле девочки, ДеФорест вернулся в ночь, сетуя, что не было возможности уложить ребенка спать в кровать. Шаман потерял сон годы назад, и убранство его комнат вполне соответствовало и его неприхотливости в быту, и канонам жития служителей католической церкви.
Он остановился на белых ступенях крыльца, - те впитывали в себя неявную синеву, чтобы отдать ее в предрассветные часы взамен на уходящие тени, - и вслушался в энергетические потоки. Мир дремал, излучая свою особую мелодию, и Де просто закрыл глаза, представляя себе образ, повстречавшийся ему когда-то давным-давно.
“Ты тоже Мир, знаешь ли,” сказал медведь, присаживаясь на первую ступень.
Артур приходил чаще, когда Лэйхана не было поблизости, что Де сам никак не мог ни понять, ни найти в себе силы прямо спросить, почему так.
“В своем роде - пожалуй,” согласился шаман. “Как и все мы. И точно так же не можем смотреть глубоко вовнутрь или уйти вовне.”
“Это неправильно,” проговорил медведь, по обыкновению перескакивая на другую тему, но не давая собеседнику до конца понять, что корабль разговора сошел с курса и поймал другой ветер. “Так не должно быть. Кто-то надломил порядок вещей. Она должна была жить.”
Значит, вот зачем он пришел. Появление Беринга где бы то ни было всегда было осмысленным, но степень значимости имело тенденцию варьироваться в зависимости… а, собственно, в зависимости от чего конкретно?
Все, что ДеФорест знал о Вербере, могло бы уместиться в центре его ладони: он кожей чувствовал, насколько древнее это было существо, и он имел приблизительное и вполне конкретное понятие о том, какой образ жизни Беринг вел. Наверное, именно поэтому, Де так удивлял неподдельный интерес медведя к человечеству как к таковому, хоть и проявлялся он несколько отдаленно, как будто из нерешительности к людям приблизиться.
“Кто-то сошел с Пути.”
Беринг был первым, от кого ДеФорест услышал про Большой Волчий Путь. А затем и про другие, так сказать, “дороги”, доступные не всем и каждому, но никогда не существующие только лишь для определенной касты живых. Просто не все могли их найти. Нет, скорее не так. Не все могли отыскать судьбу найти эти пути.
ДеФорест осознавал эту мысль в молчании, погружая ее глубоко в свое существо.
“Зачем кому-то сходить с Пути и ломать чужой?”
“Хороший вопрос,” Артур запрокинул голову, чтобы посмотреть на шамана снизу-вверх. “На него есть ответ. Он звучит так: незачем. Но кто-то это сделал, значит он изобрел причину, которую посчитал достойной.”
В человеческом мире причинно-следственные связи подобного рода смотрелись бы куда как более логичными, но в их мире, где мир был не иначе как Миром, что-то подобное сразу же приобретало несколько комплексных степеней мистики и многогранности. Де качнул головой, набредая на мысль, что вполне возможно Вербер не понимает человечество именно по этой причине.
“Ты пришел предупредить.”
“Да.”
“Буду.”
“Хорошо.”
Беринг поднялся и посмотрел в сторону города, с которого шаман не мог спустить глаз в самом зачатке ночи.
“Рейн скоро выйдет из берегов. Сад затопит.”
Он ушел так же тихо и незаметно, как и появился.